Владислав флярковский мать эмилия

Ведущий программы "Новости культуры".

Владислав Флярковский о себе: "Телевидение – вторая профессия и единственное дело жизни".

В 1975 году выпускник 591-ой московской средней школы был уверен, что архитектура и дизайн – самое перспективное, престижное и самое увлекательное из всего, чем мог бы заняться сын "дейтанта", интернационалист по составу крови. Первое столкновение с системой – в Архитектурный не взяли. Года до армии хватило на освоение ремесла, родственного первому увлечению. Фотографирует профессионально до сих пор. Понимает "картинку". Три года на Дальнем Востоке на берегу Тихого океана, без отрыва от боевой подготовки, писал и снимал для газеты флота и округа, которую замполит 21-го флотского экипажа (интернационалист по воспитанию) называл "Гальюн Times" либо "International Gerald гальюн".

В 1979-ом, гордый блестяще пройденным творческим конкурсом, не удостоился зачисления во ВГИК (второе столкновение), но от любви к экрану уже потерял покой и сон. Достойную замену кинематографу нашел на телевизионном отделении факультета журналистики МГУ.

В 1985-ом – третье столкновение с системой. Не взяли в Гостелерадио СССР. Знакомство с мировой музыкальной культурой в музее имени Глинки делало более продвинутым поклонника джаза и музыкального авангарда начала ХХ века и нисколько не мешало сотрудничать с Молодёжной редакцией Центрального Телевидения. Куда и был зачислен в 1987-ом. Телевизионная жизнь удалась: "Мир и Молодежь", "12-й этаж", "Взгляд", программа "Время" (кремлевский комментатор), Российское телевидение – 7 лет в "Вестях" (4 года ведущий, 3 года собственный корреспондент на Ближнем Востоке, Иерусалим), "Подробности" (РТР), Главный редактор "ТСН" (ТВ-6), "Неделя" (ТВЦ), "Новости" на русском (ICTV, Киев).

Владислав Флярковский – лауреат общественной премии профессионального признания "Лучшие перья России" (2004).

Выдвинут на соискание премии ТЭФИ-2007 в номинации "ведущий информационной программы".

7 февраля 2008 года президент Российской Федерации Владимир Путин подписал Указ о награждении Государственными наградами "За большой вклад в развитие отечественного телерадиовещания и многолетнюю плодотворную деятельность". Владислав Пьерович Флярковский отмечен Орденом Дружбы.
 

Источник: tvkultura.ru

А.ВЕНЕДИКТОВ: В студии у нас В.Флярковский, получивший ТЭФИ за «Новости культуры». И поскольку у нас в Петербурге выборы, связываемся с Петербургом. На связи у нас Ольга Александровна, а Владислав Флярковский вас спрашивает.
ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВА: В эфире Н.Болтянской вы  выразили недоумение, что кто-то может знать поименно ваших корреспондентов.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Я вас помню. Что вас заставляет смотреть так поздно нашу программу?
ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА: Очень просто на ваш вопрос ответить до 10 часов я слушаю «Эхо Москвы», а в 12 часов я слушаю, смотрю «Новости культуры». Это та отрасль нашей жизни, которая для меня остается самой интересной. Потому что к политике я несколько охладела, а культура меня очень интересует. Я стараюсь посещать выставки, театры насколько могу, и действительно очень пристрастно смотрю вашу программу, с большим вниманием мне очень нравится.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Уже пошел третий год, как я веду новости на телеканале «Культура», и меня мучает один вопрос может быть, вы поможете мне на него ответить. Люди, которые смотрят нашу программу, безусловно, не получают ответов на вопрос, чем живет страна.

о можно сказать и о вас?
ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА: Можно, совершенно верно, если вы  имеете ввиду политические события.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Да, нам часто говорят, что не может называться программой новостей программа, которая не начинается с главного события дня, а, например, с приезда М.Бежара в Россию а это уже не новости.
ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА: Но это тоже важное событие — приезд Бежара, или открытие выставки. О политике говорит очень много каналов, а о культуре так целенаправленно как ваш канал говорит только  «Эхо Москвы» и дружественное радио «Арсенал». Поэтому о политике я слушаю «Эхо Москвы».
А.ВЕНЕДИКТОВ: И все про «Эхо Москвы».
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Могу ли я сделать вывод, что культура оторвана от жизни? Отдельно политика, отдельно культура, и никакой связи между ними?
ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА: Для меня есть связь во всем этом. Мне кажется, что человек, который живет только политикой или только какими-то делами, не может быть интересен. Не может быть депутат интересен, если говорит только  о политике, если он не знает, чем вообще страна дышит.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Это вы о Чубайсе? Он же говорит только о политике?
ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА: Ну и пусть, это его дело, о чем он говорит. Мое дело слушать и делать выводы. Пусть он говорит, о  чем хочет. Но знаете, Владислав, я вот о чем хотела попросить все-таки хотелось бы героев знать в лицо. Мы слышим о ваших корреспондентах, но хотелось бы их иногда в репортажах и видеть. Я бы хотела знать, как выглядит Озерова, Лена Ворошилова.
r />А.ВЕНЕДИКТОВ: Хорошо выглядит.
ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА: В последнее время вы хорошую практику завели — вы перед репортажем называете автора репортажа.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Все, захвалили. Спасибо большое.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Это, конечно, преданный зритель.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Пока идет дозвон, скажи пожалуйста, этот твой первый ТЭФИ что для тебя? Ощущение, когда вас показывали и летели цифры это как в институте?
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Да нет. Это подарок судьбы. Неплохое зрелище, когда бегут эти цифры. И потом деятели телевизионного сообщества вообще жадны до эпизодов в своей жизни, которые хоть как-то.. люди создают единство. Вот мы сидим, смотрим в одну точку, подсчитываем наши общие голоса кому больше, кому меньше. Потому что спустя сутки все снова разобщены, думают про друг друга бог знает что, слушают в эфире бог знает что друг про друга, читают черт знает что про себя. Это тот самый уникальный случай, когда все сидят в одном зале, и занимаются одним и тем же, одной и той же ерундой
А.ВЕНЕДИКТОВ: И выпускают яд Но мы соединились с  Сергеем из Петербурга. Ему 36 лет, он руководитель Открытой школы бизнеса.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Вы занимаетесь бизнесом?
СЕРГЕЙ: Скорее методически.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Т.е. учите заниматься бизнесом. Есть методика?
СЕРГЕЙ: Методик очень много, подбираем.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Тогда вопрос  — и человеческий, и по бизнесу ключ к успеху? Как вы думаете, он существует?
А.ВЕНЕДИКТОВ: Мы все хотим знать, потираем руки и записываем за вами.
r />СЕРГЕЙ: Ключ к успеху это слушать и понимать, стараться понять.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Очень понятно. Слушать и понимать. У вас есть ученики?
СЕРГЕЙ: Их много.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Вся питерская группа.
СЕРГЕЙ: Нет, есть много ребят, которые учатся. Сказать, что они чисто ученики нет, мы учим друг друга. Это, скорее, обмен опытом. Просто есть определенные методики, которые позволяют это сделать.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Успех в бизнесе измеряется деньгами?
СЕРГЕЙ: Всегда кроме денег есть целевая.. не все это до конца осознают, есть люди, которые ставят цель для себя только деньги, и не видят, ради чего они эти деньги зарабатывают. Но большинство, по крайней мере тех, кто уже понимают из тех, что проходят обучение, — очень быстро понимают, что без какой-то цели просто зарабатывать деньги нельзя.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Цель это покупка «Челси»?
СЕРГЕЙ: Нет, я думаю, что там все-таки цель — самоутверждение.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Тогда для чего заниматься бизнесом?
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Мне кажется, что цель это не покупка и не самоутверждение, хотя, может быть, покупка и самоутверждение, но главное — получение неких возможностей, достижение возможностей. А потом можно «Челси», и не «Челси»  — главное появление возможностей.
СЕРГЕЙ: Совершенно верно.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Хотел бы быть вашим учеником у меня что-то не получается.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Спасибо. И на проводе у нас Москва, факультет иностранных языков МГУ, Эльвира, 20 лет.
r />В.ФЛЯРКОВСКИЙ: По-моему, мы с вами знакомы.
А.ВЕНЕДИКТОВ: С этого места я спрошу поподробнее, пожалуйста.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Ко мне приходило письмо, подписанное именем Эльвира спасибо большое, потому что это было письмо с благодарностями и комплиментами.
ЭЛЬВИРА: Рада, если оно вам понравилось.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Судя по вашему письму, вы очень внимательно смотрите телевизор там была масса сравнений
ЭЛЬВИРА: Смотрю много, но не сказала бы, что сильно увлечена, потому что очень мало хорошего на самом деле.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Что вас не устраивает?
ЭЛЬВИРА: Не устраивает многое, думаю, что это общеизвестно все эти события с  НТВ, ТВ-6, и так далее уже много об этом говорилось, думаю, перечислять смысла нет.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: У вас не сложилось такое впечатление от просмотра телевизора в течение нескольких лет, — что вас заставляют считать, что мы живем в обществе недоверия, бесконечной угрозы, которая таится за углом, заговора, который всюду притаился?
ЭЛЬВИРА: Скорее наоборот. Просто потому, что настолько сильно пытаются в этом убедить, что, скорее, возникает обратное ощущение просто из чувства противоречия.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Сильная натура у вас.
ЭЛЬВИРА: Дело даже не в этом. Ну ей-богу, какие заговоры? Уже столько об этом написано, сказано, и уже от этого всего очень быстро устаешь.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Понятно. И вы себя по-прежнему чувствуете свободным человеком. В общем, телевизор вас не  испортил?
ЭЛЬВИРА: Дело не в этом.
обода ведь не в телевизоре, и не в газетах, и не на радио. Она же внутри должна быть. Свобода была даже тогда, когда не было независимого телевидения ведь был самиздат.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Вы будущий ученый?
ЭЛВЬИРА: Скорее всего, нет. Это должно быть что-то в натуре боюсь, что у меня этого нет.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Т.е. вы по натуре практик?
ЭЛЬВИРА: Во всяком случае.. ученый это кропотливая работа. Боюсь, что по природной линии к кропотливой работе я вряд ли способна. Хотя. С другой стороны, не знаю, как все может повернуться. И, думаю, никто не может сказать, чем будет заниматься в будущем в  большинстве случаев выбор факультета и выбор профессии не совпадает.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Спасибо. Про многих телевизионных деятелей говорят — у него есть свой зритель. Я теперь могу уверенно говорить это о себе я даже знаю, как его зовут. Спасибо, Эльвира.
А.ВЕНЕДИКТОВ: А на линии у нас Нижний Новгород и Алексей, телевизионный режиссер.
АЛЕКСЕЙ: Простите, можно сразу вопрос вы не в Баку родились?
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Я родился практически в Баку, но главное, я там вырос — это тоже моя родина.
АЛЕКСЕЙ: Я просто тоже родился в Баку, и тоже там вырос.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Отлично, мы земляки. Я в 12 лет оттуда уехал, в 70-м году.
АЛЕКСЕЙ: А я в  70-м родился. Мы жили в районе Баладжары.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Знаю Баладжары. Я жил чуть ближе, в поселке Монти, в Наримановском районе. Знаете, летний открытый кинотеатр? Я  там сидел на ветках, и смотрел бесплатно кино.
о было очень давно, в  60-е годы.
А.ВЕНЕДИКТОВ: А как вас в Нижний занесло?
АЛЕКСЕЙ: Очень просто. Всякие события, которые происходили в связи с Карабахом нам пришлось уехать оттуда. В Нижнем я учился в консерватории, потом сюда приехала моя семья, мои родители.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Понятно. Вы мой земляк, у  меня сразу к вам появились нежные чувства, и мне совершенно не хочется говорить о деле. Хочется сердечной беседы.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Может быть, у Алексея есть вопрос?
АЛЕКСЕЙ: Я, в отличие от  Ольги Александровны, не являюсь поклонником «Новостей культуры», к сожалению. Только потому, что они идут поздно, а я очень мало смотрю эфирный телевизор по специфике моей профессии. Я больше смотрю передачи своего канала. Мне очень жаль, что вы ушли из политической журналистики. Мне казалось, что вы там были на своем месте, больше проявляли свои способности.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Как вам сказать.. этот выбор, конечно, был сознательным я человек не сильно молодой, чтобы метаться туда-сюда. Я сделал выбор, и ушел. По известным причинам на самом деле просто для творчества, для интерпретации, для субъективности в политической журналистике не осталось места. Даже в публицистике, если хотите. Но я уже не видел ни смысла, ни возможности.. как вам сказать Станислав Ежи Лец сказал: «поздно стучать кулаком по столу, когда ты сам уже блюдо».
АЛЕКСЕЙ: В общем, да. А те годы, которые вы провели либо в Киеве, либо в  Минске на телевидении они чему-то вас научили?
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: В Киеве.
и меня научили разбираться в людях. Разные люди.. ситуации, правда, похожие, но люди разные. Ментальность немножко разная.. я понял, что такое историческое отставание.. между Россией и  Украиной есть историческое отставание.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Товарищи бакинцы, Алексей, прекратите превращать это в интервью. Все должно быть наоборот. Спасибо Алексей, у нас на проводе Ангарск, Наталья. Ангарск это где?
НАТАЛЬЯ: Иркутская область.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Как же вас туда занесло?
НАТАЛЬЯ: Я здесь родилась.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Вот это правильно. А то один родился в Баку, другой  — в Баку.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Я был в Иркутске года 3-4 назад, не знаю, сильно ли  Ангарск отличается от этого города. Но Иркутск на меня произвел сильное впечатление как город визуальных контрастов. Между кварталами, которые блестели металлом и стеклом и кварталами с покосившимися избами была одна улица шириной метров 10. У вас в Ангарске можно такое увидеть?
НАТАЛЬЯ: Ангарск совсем другой город. Во-первых, он молодой по  сравнению с Иркутском, ему 50 с небольшим лет. Но  с контрастами я полностью согласна действительно, Иркутск город контрастов, с покосившимися избами в центре города.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: А Ангарск город константы? Ровный город?
НАТАЛЬЯ: Скорее всего, так. У нас очень красив центр города, и нет старых и черных избушек возле Мэрии.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: А театр у вас есть в городе?
НАТАЛЬЯ: Театра? Нет.
бительский есть, конечно, но профессионального нет. В Иркутске есть театр.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Это известно, и не один. Кинотеатры есть?
А.ВЕНЕДИКТОВ: Еще работают?
НАТАЛЬЯ: Не еще, а уже. Открываются совершенно новые, с долби-звуком.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Какие фильмы на  афишах?
НАТАЛЬЯ: Те же, что и в Иркутске, а в Иркутске те же, что и в Москве мы от вас не отстаем
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Российское самое последнее кино есть? У вас крутили фильм «В движении»?
НАТАЛЬЯ: Не слышала такого названия.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: «Возвращение» которое получило Венецианских «львов»?
НАТАЛЬЯ: Пока не было. Очень хочу его посмотреть, но пока нет. У нас все-таки не так много кинотеатров, как в Москве.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: В Москве три дня назад в прокат вышли сразу три новых фильма — «Прогулка», «Коктебель» и  «Трио» слышали эти названия? Это наше российское кино.
НАТАЛЬЯ: Думаю, что в течение недели они у нас выйдут .Мы ненамного от вас отстаем.
А.ВЕНЕДИКТОВ: А давайте ударим по рукам как только они у вас выйдут, пришли мне на пейджер в  любое время давайте мы  замерим? Проследите, будьте нашим корреспондентом.
НАТАЛЬЯ: Хорошо.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Это правда важно.
НАТАЛЬЯ: Только трудно дозвониться до вас. Сейчас половина второго ночи, поэтому, может быть, мне повезло.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Мы кого-то разбудили своим звонком?
НАТАЛЬЯ: Ни в коем случае. Мы с живым интересом слушаем «Эхо Москвы» даже в такое время.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: А  канал «Культура» у  вас принимает? В какое время вы смотрите наши полуночные новости? Мы же по поясам выходим. В полночь?
НАТАЛЬЯ: Днем иногда смотрю.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Но иногда.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Когда у вас полночь что у вас на канале «Культура»?
НАТАЛЬЯ: Я не могу вам сказать.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Наташа, мы ждем от вас сообщений. А  у нас на линии большая страна Вологда, Андрей.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Звонят люди с молодыми голосами. Андрей, вам сколько лет?
АНДРЕЙ: Мне 33.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Все равно молодой. Вы  творчеством не занимаетесь?
АНДРЕЙ: Очень редко. Я иногда пробую стихи писать.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Что значит пробую? Вы пишите не до конца? Не публикуете?
АНДЕРЙ: Я являюсь поклонником одного местного радио, у них скоро будет 7 лет, и я каждому ведущему, которого уважаю, пишу разные четверостишия.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Посвящения.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Прочитайте.
АНДРЕЙ: Пожалуйста:
Когда я слышу голос твой, бегут мурашки по спине
За эти годы стал родной на лучшей радиоволне
Ты  — супер-диджей, спору нет, ведущий лучшей передачи,
Прими мой пламенный привет, и пожелание удачи.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Приятно такое получить. Мне иногда тоже слушатели присылают такое. Спасибо, Андрей. Набираем Москвы, тут пришло такое: «Слушаю вашего гостя, в память приходит Дон Ребе в исполнении вашего гостя. Прошу, как минимум, повторить спектакль, а лучше поставить еще один с участием Флярковского больно хорош».
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Кстати, выборы на носу. Не забудьте, что у вас в  архиве есть рассказ Марка Твена — «Как меня выбирали губернатором».
А.ВЕНЕДИКТОВ: Помню. Но боюсь, что тут мы точно залетим под поправки Центризбиркома. Кстати, одна из питерских технологий некоторые питерские газеты писали сказки, где имена кандидатов заменялись это происходило в сказочном королевстве. Голь на выдумки хитра — каждый закон обойдет. А на связи у нас Андрей, студент 1 курса из Москвы, говорит, что ему 16 лет.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Моему сыну 15, и через год он будет представлять собой то же, что и вы, и, может быть, я  что-нибудь успею за  этот год что-нибудь сделать с собой, чтобы ему дать войти нормально в жизнь. Какие у вас проблемы?
А.ВЕНЕДИКТОВ: Судя по голосу  — никаких.
АНДРЕЙ: Я студент первого курса, пока еще живу на обеспечении родителей, а проблема такая, что как бы нужно искать работу.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Я думал, проблема с девушками.
АНДРЕЙ: И такие есть, мне просто не хочется обсуждать это по радио.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Почему? Мы вас не видим, вы нас тоже.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Да нет, это мне совершенно понятно. Вы только скажите простую вещь  — мне, как неопытному отцу в какое время вы решили для себя, чем будете заниматься в жизни?
АНДРЕЙ: В прошлом году, наверное. Я учился в  Московском университете информатики, и решил пойти по этому пути, стать программистом работать с компьютерами, со  связью А если в случае войны военным связистом. Говорят, что связь то  нервы войны. Т.е. я в любом случае пригожусь.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Было какое-то явление, событие, фактор, человек, которые подтолкнули вас к этому выбору, или он пришел сам собой?
АНДРЕЙ: Знаете, тут такая история  — у  меня просто рядом с домом институт находится.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Т.е. географический выбор?
АНДРЕЙ: Изначально мне просто удобно было ездить туда на курсы, а потом я решил туда поступать, мне показалось, что это перспективная специальность, что связь будет всегда.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Уровень дохода по этой специальности вам представляется достаточным?
АНДРЕЙ: Конечно. Говорят, что с третьего курса студенты устраиваются на высокооплачиваемую работу в престижные, известные мобильные центры и компании.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: То есть у вас есть шансы найти хорошую работу в родном городе, без выезда за пределы страны?
АНДРЕЙ: Надеюсь, что не уеду ни из Москвы, ни из России. Я хочу работать именно в России, мне не хочется работать на другое государство. Мне хочется поднимать именно Россию, российские технологии. Я работаю в той области, где поднимают не экономику, а технологию.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Желаю вам удачи, и  подхватывая А.Венедиктова верную подругу.
А.ВЕНЕДИКТОВ: А на линии у нас Сергей из Красноярска. У вас сколько времени?
СЕРГЕЙ: У нас ноль сорок одна. Я как раз в это время всегда слушаю вашу передачу.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Что предпочитаете радио или телевидение?
СЕРГЕЙ: Радио. Я вообще большой фанат радио, я сейчас вернулся из тайги, где был две недели, и если бы не радио, я бы там просто умер с тоски. Очень жаль, что «Эхо Москвы» не вещает на коротких волнах.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: А на какую аппаратуру вы принимаете радио в тайге?
СЕРГЕЙ: У меня «Грюндиг», хороший немецкий приемник — весь мир слушаю на коротких волнах, кроме «Эхо Москвы», к сожалению.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: А действительно только в  тайге можно услышать весь мир.
СЕРГЕЙ: Ну да, в городе сильные помехи.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: А чем в тайге занимались, кроме как слушали радио?
СЕРГЕЙ: Отдыхал, сплавлялся по реке, рыбачил, жил в избушке охотничьей — устроил себе небольшой экстремальный отпуск, вырвался из города, убежал от всех домашних дел, от суеты, один убежал в лес. И очень счастлив.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: По какой реке сплавлялись?
СЕРЕГЙ: Это один из притоков Енисея, километров на  300 выше. На резиновой лодке, один.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Один? Вы потрясающий романтик.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Он просто от семьи сбежал  — ты  же слышал.
СЕРГЕЙ: Сумасшедший немножко. Но хочу сказать, Владислав, что моя жена ваша большая поклонница, она считает вас одним из самых обаятельных и интеллигентных мужчин нашего российского телевидение. С удовольствием всегда вас смотрит, и когда вы ведете новости, бежит к телевизору, все бросает. Я даже немножко ревную, но хорошей ревностью ведь глупо ревновать к человеку из телевизора.
А.ВЕНЕДИКТОВ: А он не  из телевизора, он рядом и живой. Где жена?
СЕРГЕЙ: Она врач, и сегодня, к сожалению, дежурит. Хотя была бы очень рада услышать передачу.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Вы ей скажите поймал хахаля и по радио ему все сказал.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Низкий поклон вашей жене. Спасибо.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Представляешь сплавляется один. Я знаю, что компаниями ходят..
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: С пивом.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Да. А один с пивом какой смысл. Но  на линии у нас как раз врач, Ольга. Расскажите, кто вокруг вас?
ОЛЬГА: Детка моя играет, девятилетняя
А.ВЕНЕДИКТОВ: Во что детка играет?
ОЛЬГА: Ужасно компьютер.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Давно в семью купили компьютер?
ОЛЬГА: Он как бы не мой, я не могу себе позволить, конечно. Но доступ мы к нему имеем. Он года два в доме.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Используете как игрушку, или работаете?
ОЛЬГА: Для работы. Но работаю не я, а муж, Валерий.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Позовете его к телефону?
ОЛЬГА: А меня что-нибудь спросить?
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Какого цвета у вас глаза?
ОЛЬГА: Глаза? Серо-зеленые.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Очень красиво.
ОЛЬГА: А волосы светло-русые.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Красота.
ОЛЬГА: А работаю я врачом.. а Валерка пришел, говорил беднота.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Валера, судя по всему, ваша жена красивая женщина.
ОЛЬГА: А я не жена.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Если рядом все равно жена.
ВАЛЕРИЙ: А ваш вопрос?
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Ольга ваша жена?
ВАЛЕРИЙ: Ольга не жена.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Свободна? С  серозелеными глазами?
ВАЛЕРИЙ: Замечательная женщина.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Но она может стать вашей женой?
ВАЛЕРИЙ: Конечно, да. Этот вопрос решаемый, видимо, со временем решится.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: А что вам мешает стать мужем и женой, какие обстоятельства если хотите ответить?
ОЛЬГА: Нищета.
ВАЛЕРИЙ: Да нет.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Есть более серьезные причины? Думаю, что вы просто недостаточно времени тратите на поиск этого ответа. Как только сконцентрируетесь, найдете ответ на этот вопрос, и поженитесь наконец. Извините за вмешательство в вашу жизнь, нам было интересно с вами поговорить.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Вот обычная житейская история. Звоним Игорю, которому 57 лет, и он театральный музыкант. В лесу под деревом наигрывает вальс.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: На каком инструменте играете?
ИГОРЬ: На рояле.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Джаз любите? Импровизируете?
ИГОРЬ: Да, играю.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Рядом нет инструмента? Можете наиграть?
ИГОРЬ: Секундочку..
МУЗЫКА
ИГОРЬ: Неудобно очень играть и трубку держать.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Вы играете только для себя?
ИГОРЬ: Для людей. Я играю в  театре «Эрмитаж».
А.ВЕНЕДИКТОВ: А  сказали мы..
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Здорово. Вы делаете живую музыку для живого театра.
ИГОРЬ: Это днем. А  вечером в ночном клубе. Это живая музыка  — когда сидишь у зрителя на носу, из  первого ряда, от которого 7 метров, плюс полтора метра высота, а просто слева едят, выпивают.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Вас это не  смущает?
ИГОРЬ: Тяжело.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Вы вынуждены выступать перед пьющими людьми?
ИГОРЬ: Едящими, разговаривающими. Но у меня есть преимущество я занимаюсь любимым делом.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: То есть вы умеете абстрагироваться от окружения?
ИГОРЬ: Научился лет за  6.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: То есть музыка вас захватывает полностью.
ИГОРЬ: Всегда, с детства. Сначала играл на скрипке.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Рояль-то тяжелее?
ИГОРЬ: Зато мудрости больше. Там можно сыграть практически все, что написано для музыкантов практически все можно сыграть.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Вы не будете 1 числа на концерте Денис Мацуев выступает?
ИГОРЬ: Я его знаю.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Может быть там и увидимся?
ИГОРЬ: Может быть. Я знаете, где вас видел? Был праздник Пурим, мы там пели из спектакля «Вениамин Третий», может быть вспомните?
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Думаю, мы увидимся на Мацуеве. Я очень люблю джаз.
А.ВЕНЕДИКТОВ: А  на линии у нас Петербург, Дмитрий. Дмитрий, помните, у вас выборы тщательнее. Если сейчас Флярковский будет вас провоцировать, соблюдайте норму.
ДМИТРИЙ: Обязательно.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Провоцируй, Владислав.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Скажите, вас задела эта история с повторными выборами, в два этапа, масса кандидатов?
ДМИТИРЙ: Да нет, я доволен. Потому что чем сложнее выборы, тем они интереснее.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Женщина, которая управляет огромным городом..
А.ВЕНЕДИКТОВ: Причем женщина будет в любом случае..
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Да, теперь в любом случае вы к этому нормально относитесь?
ДМИТРИЙ: Конечно, мне это не  совсем нравится. Лучше бы побольше женщин в законодательном собрании процентов 40-50. А в других органах власти это вообще безразлично. Я  здесь не вижу особых моментов ей же больше с мужиками придется общаться. И здесь есть сложности. Хотя, конечно, я вроде бы и рад этому сдвигу что дело пошло, но все-таки лучше в  законодательной сфере это было.
А.ВЕНЕДИКТОВ: А вы голосовали?
ДМИТРИЙ: Я вообще-то индивидуалист. Во мне социальных инстинктов очень мало, — я вообще не хожу. Я предприниматель.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Т.е. вам важна здоровая предпринимательская атмосфера чтобы в  Питере были все возможности, была свобода, открытость, законность это вам важно. А это все зависит от качества власти у вас в городе. До сих пор вас это качество устраивало?
ДМИТИРЙ: Конечно, нет. Но я вообще-то больше надеюсь на  законодательную систему. А исполнители они исполнители. Какая разница, кто будет Иван или Петр наверху?
А.ВЕНЕДИКТОВ: Ох, они так доисполняются..
ДМИТРИЙ: Согласен, вы говорите по формуле «кадры решают все». Но я с этой формой не согласен. Я считаю, что наоборот, — чем хуже у власти человек окажется, тем, наоборот, больше оснований для совершенствования института. И здесь как раз быстрее дело двигаться будет. А представляете, Лужков несколько раз. И что здесь хорошего? Институт не совершенствуется.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Не любят питерцы Москву.
ДМИТРИЙ: Нет, я люблю Лужкова как человека.
А.ВЕНЕДИКТОВ: А я про Москву, а не про Лужкова.
ДМИТРИЙ: Но главное ведь не лицо. Мы часто в лицо упираемся но это же неправильно.
А.ВЕНЕДИКТОВ: В лицо вообще упираться неправильно.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: А вот что сегодня лучше вкладывать деньги? В какое дело?
ДМИТРИЙ: Дело в том, что я на обочине предпринимательства — у меня мелкая торгово-закупочная деятельность. Поэтому я не такой уж специалист. Но я сюда сбежал от предприятия, потому что вообще люблю руками работать, и  у меня нет представления, чтобы работать головой, или быть бухгалтером просто жизнь меня заставила. Чисто выживаемость диктует свои законы. Потому что сейчас либерализм вы же понимаете..
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Лучше полагаться на руки, чем на разум?
ДМИТРИЙ: Нет, это любовь к делу руками.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: К ремеслу.
ДМИТРИЙ: А голова у меня для книг. Я люблю книги читать. Больше люблю специальную литературу — о праве, публицистика, и культовая практика государства идеология и так далее.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Пока как индивидуалисту выдвигаться.
ДМИТРИЙ: Дело в том, что не выдвинешься.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Задвинут.
ДМИТРИЙ: В России больше тонут умные люди.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Не лишайте надежды.
А.ВЕНЕДИКТОВ: И, видимо, последний звонок — с  нами Марина. Немножко о себе, пожалуйста.
МАРИНА: Да, извините, торопилась, потому что передача идет к  концу. Я работаю в крупной нефтяной компании уже 10 лет, отношу себя к среднему классу.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Зарплата хорошая в крупной нефтяной компании?
МАРИНА: Нормальная.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Скажите, вы находитесь внутри большого капитала — вам не кажется, что это такое государство в  государстве?
МАРИНА: Вы совершенно верно говорите. Это абсолютно точно. Но это нормально можно почитать любую книжку о природе капитала, больших компаний, структуре больших компаний. Да, это государство в государстве.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: А до какого уровня управления вы сейчас добрались?
МАРИНА: Среднее звено, руководитель среднего звена. У меня в подчинении 18 человек. Это немного.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Чем занимаетесь финансами?
МАРИНА: Это организационно-правовая деятельность.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: А с правом в нефтяной промышленности, как думаете, все в порядке?
МАРИНА: Право это же такая вещь.. да, законность, лоббирование, предложения тем же депутатам. Но если можно, куда-нибудь в культурную часть. Потому что я вас обожаю как представителя культуры.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Тогда, может быть, выскажете просто свои пожелания?
МАРИНА: У меня безумное желание — у нас нет балов, танцевальных вечеров. Я совершенно простой человек среднего класса, и что? Ночные дискотеки, бары? Можно один-два раза сходить. А интересных культурных мероприятий, куда можно было бы  красивое платье надеть, красиво пройтись в  вальсе..
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: С таким, как Флярковский..
МАРИНА: Совершенно верно. Давайте такое сделаем? Ну, что мы тут сидим все по квартирам?
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: А в нефтяном бизнесе найдутся такие деньги, чтобы устраивать балы?
МАРИНА: Найдем деньги.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Замечательно, давайте. Я с удовольствием буду пропагандировать эту деятельность. Нашелся бы.. инвестиции..
МАРИНА: Вообще главное не деньги это совершенно точно.
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Главное как оин тратятся, это я  понимаю
МАРИНА: Их можно найти, это совершенно не главное. Главное голова. Идеи это главное в этом деле, идеи, поддержки идеологические.. то есть культурные.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Марина, мы  передадим ваш телефон Владиславу. Может быть действительно что-то сложится, — кто знает?
МАРИНА: И еще добавлю  — у  «Эхо Москвы» замечательная аудитория, и мне как раз кажется, что этой аудитории не  хватает.. не то, чтобы не хватает, я  лично хочу им подарить, и хочу это дело организовывать, привлекать деньги..
А.ВЕНЕДИКТОВ: Представляете, вы танцуете, и  у вас в  ухе, в наушнике, реплика Черкизова. Очень сильное решение. Спасибо большое. И несколько слов  — твои ощущения? Страна живет своим?
В.ФЛЯРКОВСКИЙ: Она просто живет. Это слышно по голосам, по репликам, по  тому, как люди строят свою речь, по заинтересованности. На самом деле по репликам людей, высказывающихся по радио, специально дозвонившихся, невозможно судить по качеству жизни людей трудно судить. Видите, как она колеблется от нищеты, которая не позволяет пожениться до желания устраивать балы, потому что на это есть деньги. Мне кажется, что это и есть характерная черта жизни нашего общества — это огромная дистанция между отдельными его представителями. Она, видимо, должна быть короче? Может быть, это и есть цель?
А.ВЕНЕДИКТОВ: И это был Владислав Флярковский.

Источник: echo.msk.ru

Очень светлая личность. Прекрасный журналист.
По поводу событий в Украине, думаю, мнение его однобоко – все неоднозначно и куда сложнее. Все отальное очень близко. Спасибо Н. Гутиной за славное интервью!

Зрители — мой кумир

14.03.2014

Журналист Владислав Флярковский в середине 1990-х приехал в Иерусалим, чтобы возглавить бюро ВГТРК , став первым аккредитованным российским тележурналистом в Израиле. Сегодня Флярковский — «главный по культуре» на российском телевидении. В интервью Jewish.ru известный телеведущий, который 15 марта отмечает день рождения, рассказал о трех главных городах своей жизни, работе собкора в Израиле и истинной сути антисемитизма.

— Вы думали поступать и в Архитектурный институт, и во ВГИК, но в итоге оказались на журфаке МГУ. Как так вышло?

— Все произошло от желания вырваться. В 1970-е хотелось делать то, что не было свойственно советскому человеку: не целину поднимать, не сталь варить, а делать что-то так, как делали «там». Я на журфак МГУ двинул с прицелом заняться международной журналистикой. Если не насовсем, то хотя бы время от времени вырываться из реальности, лишенной цвета и запаха, в реальность, которая, как тогда казалось, точно цветет и пахнет. Ну и потом, хотелось известности, чтобы обо мне говорили. Честолюбие семнадцатилетнего мальчишки, оно ведь выше маршальского. Я диплом получил в 1985-м, аккурат с началом перестройки. То есть я с эпохой совпал, потому и пригодился: народу как раз рты развязали, и он стал информацию пить большими глотками.

— А не жалеете, что архитектором не стали?

— Немного жалею. Архитектор, если он успешный, разумеется, оставляет после себя памятники в бетоне и металле. А что оставляет людям тележурналист? Воспоминание, которое медленно растворяется в океане новых журналистских деяний, большинству которых грош цена. Журналист — это же герой на час. Ведь журналистов, способных на поступок, который войдет в историю, единицы. Впрочем, и вошедших в историю архитекторов тоже единицы… Нет, проектирование типовых пятиэтажек с коллективом конструкторского бюро я бы тоже посчитал провалом карьеры. Так что жалею, но не сильно.

— Первые 12 лет своей жизни вы провели в Баку. В 60-е Баку был своего рода плавильным котлом, в котором мирно и дружно жили представители разных народов. Расскажите о городе своего детства.

— О, бумаги не хватит для такого рассказа! Этот город до сих пор имеет четкие очертания, не расползается на бесформенные куски, на размытые вязкие пространства. Баку учил меня видеть и различать, тренировал мой глаз и вкус. Я рос в городе с потрясающими домами разных эпох и стилей, разного цвета, формы. Там даже готика есть. И человеческий «этнический» опыт я получил колоссальный, потому что был частью разношерстной публики, малолетней, а значит, довольно жестокой. Я не из тех, кто сегодня нахваливает советский интернационализм: дескать, раньше жили в мире и дружбе дети разных народов — не то что теперь. В нашем дворе в Наримановском районе всякое было. Была стайка неразлучных друзей: Мамедов, Есаян, Коган — все трое неровно дышали к Танечке Еремеевой. И тут же были потасовки и дразнилки типа «рус-трус-кукуруз». Слова «жид» я не помню, слышал только «еврей», которое произносили, ощерившись на первом звуке.

— И что получали в ответ те, кто дразнился «евреем»?

— То, что получает любой антисемит — сначала недоумение, потом негодование, а затем желание показать жлобу кузькину мать.

— А как ваши родители оказались в Баку?

— Они там родились и выросли. Кстати, когда папа предложил маме пожениться, она сказала: «Ты передумаешь, когда узнаешь обо мне всю правду». Папа напрягся и попросил рассказать ему все, что она считает нужным. Она и говорит — а на дворе, заметим, 1949-й год: «Ты ведь еврей, а я-то немка, хоть и не чистокровная». «Какая ерунда!» — сказал на это папа, деда и бабку которого нацисты расстреляли в октябре 1941-го вместе с тремя сотнями других евреев города Богуслав Киевской области (оттуда родом его отец, мой дед Наум).

— А вы себя кем ощущаете?

— Русско-немецким евреем, восприимчивым ко всему лучшему, что дали миру представители трех колоссальных народов.

— С 12 лет вы живете в Москве. Трудным ли для вас был переезд из Баку в столицу, быстро ли привыкли к новой жизни?

— Ну, в Москве дома были выше, улицы шире. Главные проблемы были в школе, и связаны они были, скорее, с возрастом. Это малыши и старшеклассники могут новичка или принять, или хотя бы не замечать. А шестой класс — возраст переходный, время созревания, каждый самоутверждается за счет ближнего. А за мой счет утвердиться было несложно: я был не высок и не силен, ни отважный двоечник, ни хладнокровный отличник. Да еще говорил с акцентом, что тоже не прибавляло мне популярности. Хотя да, с городом отношения тоже складывались неважно: Москва была мне не соразмерна. И крутилась в голове невеселая мысль о том, что придется одолевать эту громаду всю жизнь. Я ведь готовился остаться здесь до конца дней. Советскому мальчику ничего иного и в голову не могло прийти. Москва — край, Москва — предел, Москва — конечная.

— А с антисемитизмом вы сталкивались в Баку или в Москве?

— Я нет, но мой папа сталкивался. Особенно же ощущал антисемитизм его брат Роман, мой дядя — превосходный математик, которому кандидатскую защитить дали, а дальше не пускали, давая понять, по какой причине не пускают.

— Чуть больше 20 лет назад вы уехали работать собственным корреспондентом и шефом бюро ВГТРК в Иерусалим, став, таким образом, первым постоянно аккредитованным в Израиле российским тележурналистом. Для вас это назначение было неожиданностью или вы были к нему готовы?

— Это было как снег на голову! Помнится, это была инициатива Анатолия Григорьевича Лысенко, который тогда, в 1991-96 годах, занимал пост генерального директора ВГТРК. Мотив его мне до сих пор не понятен. Решили, сказал он, закрыть корпункт в Австралии (мол, кому он там нужен) и открыть в Израиле, где его никогда не было. Я не был ни журналистом-международником, ни востоковедом; кроме посредственного английского никакими языками тогда не владел. «Справишься», — сказали мне тоном, не терпящим возражений. Пришлось справляться. Между прочим, с тех пор бюро ВГТРК на Ближнем Востоке — одно из наиболее активно действующих в компании.

— А как справлялись? Не будучи специалистом по региону, сложно разобраться в тонкостях ближневосточной политики.

— Вот так, на ходу и справлялся. А отсутствие системных знаний мне, пожалуй, сыграло даже на руку. То малое, что я все-таки знал о регионе и его народах, содержало, как очень быстро выяснилось, слишком много антисемитского вранья и бреда про палестинских арабов. По сути, я разбирался во всем с нуля. Мне была гарантирована радость первооткрывателя!

— Говорят, что в однородной еврейской среде трудно работать. Вы с таким мнением согласны?

— Я столкнулся с тем, что среда была еврейская, но неоднородная. Одним из явлений, которые меня удивили тогда, было этническое разнообразие. Я изумлялся тому, как не похожи друг на друга ашкеназы и сефарды, евреи из Марракеша и евреи из Черновцов. Адвокат по фамилии Бенита, с которым я имел дело по аренде квартиры, был и вовсе аргентинским евреем. Трудности были в другом. Например, трудно было понять, как Израилю, в котором государство и религия нераздельны, удается демонстрировать образцовое демократическое устройство общества.

— Поняли в итоге?

— Нет. Так и осталось это для меня загадкой.

— А еще что удивило, кроме демократического устройства?

— Капельное орошение и маца в шоколаде… Если серьезно, меня впечатляло великое множество деталей. Скажу только об одном впечатлении, которое можно считать обобщающим: удивительное парадоксальное соседство исторического масштаба и шаговой доступности, плотность происходящего, жизнь и смерть рука об руку, политики, которые работают в условиях одновременно пространственной тесноты и величайшего масштаба событий. И за эту священную тесноту будут стоять насмерть, независимо от того, «ястребы» они или «голуби».

— Вы оказались в Израиле на исходе первой интифады, бывали в самых горячих точках. Попадали в ситуации, когда существовала реальная угроза жизни?

— Попадал не чаще моей жены и сына, которым иногда, если я рано уезжал на съемки, приходилось утром ехать в школу на иерусалимском автобусе №18. Его дважды взрывали.

— А давление со стороны руководства телеканала ощущалось? Были ли какие-то специальные требования касательно освещения событий?

— Ни грамма. Сегодня в это трудно поверить. Даже из МИДа России лишь однажды поступил сигнал. Было это в 1993-м, когда Армия обороны Израиля проводила на юге Ливана операцию «Дин вэ-хэшбон», «Плата по счету», в ответ на обстрелы «Хизбаллой» севера страны. Мне позвонили из редакции и сказали: «Звонили из МИДа, просили передать, чтобы ты не называл людей “Хизбаллы” террористами». Я спокойно ответил: «Напомните, пожалуйста, господам дипломатам, что идут переговоры о мирном урегулировании. А тот, кто после начала переговоров продолжает шарашить из реактивных установок, тот, простите, никто иной, как террорист, а уж точно не голубь мира». Не помню, передали мой пассаж в МИД или нет; во всяком случае больше никогда из нашего внешнеполитического ведомства ничего — ни плохого, ни хорошего — ко мне не поступало.

— Вы общались с представителями обеих сторон палестино-израильского конфликта, как с официальными лицами, так и с гражданским населением. По вашему личному мнению, возможен ли мир в регионе и если да, то какой ценой?

— Что-то мне подсказывает, что ни ход времени, ни смена политиков, ни подписание договоров и резолюций совершенно не меняют ситуацию в этой части света, с тех пор, как Голда Меир сделала свой известный прогноз: «Мир наступит тогда, когда они (палестинские арабы) начнут любить своих детей сильнее, чем ненавидят наших». А вот как этого добиться — военным путем или дипломатическим? Извините, что отвечаю по-еврейски, вопросом на вопрос.

— В одном из интервью вы сказали, что Баку, Москва и Иерусалим — три города, из которых состоит ваша жизнь. Часто ли бываете в Баку и Иерусалиме?

— Да, моя жизнь состоит из этих городов, из людей, в них живущих, из звуков этих городов, из их растительности. В Иерусалиме и Баку бываю раз в два-три года, не чаще, о чем сожалею. Я человек вполне сентиментальный, а сентиментальные к прошлому относятся серьезнее, чем к настоящему. Прошлое велико и бесценно, настоящее мелочно и все в кредит.

— В начале 2000-х вы вели русскоязычные выпуски новостей на украинском телеканале ICTV. Что вы думаете об украинской революции?

— Я думаю, мы им большую честь оказываем, называя случившееся революцией. Когда шайка борется за власть с бандой, побеждает не тот, кто прав, а тот, кто не струсил. Там победил не Евромайдан, а Сашко Билый. Видео, снятое в Ровненской администрации, все объясняет без слов. Сашко потрясает калашниковым, и камера показывает, какие зайчики сидят вокруг него.

— По какому пути пойдет Украина, как вы думаете?

— Да где прикормят, туда и пойдет.

— А возможно ли, по-вашему, в сегодняшних условиях повторение еврейских погромов 1940-х?

— Всегда возможно. И не только на Украине. Потому что истинный антисемитизм, как я всегда считал, не в том, чтобы всех евреев считать плохими, а в том, чтобы всех плохих считать евреями. Кто виноват в том, что где-то плохо? Долго над этим вопросом не думают: конечно, евреи.

— Многие годы вы работали в политической журналистике, были и ведущим новостей, и корреспондентом, и ведущим авторских передач. Но в 2001 году оставили политику, ушли на канал «Культура». Не жалеете?

— Не жалею. Я не нашел другого способа уцелеть, оставаясь в профессии.

— Что вы имеете в виду?

— Что мне сегодня не приходится ходить в атаку, как приходилось во второй половине 1990-х.

— А к своей известности долго привыкали?

— Адекватное отношение к моей «заметности» у меня окончательно сформировалось году в 1997-м на Усачевском рынке, около моего нынешнего дома в Москве. Там до сих пор много торговцев из Азербайджана. Один из них подошел тогда ко мне такой радушный, восторженный и, с трудом подбирая слова, выпалил: «Мне сказали, что вы бакинец. — Да, говорю, я вырос в Баку. — О! Я вашь!.. (пауза, поиск слова) Я вашь кумирь!» До чего ж полезная оговорка! Мне эта фраза помогает держать себя в руках, когда речь заходит об известности, ставит на место и напоминает: не я нужен публике, а публика мне, это зрители — мой кумир.

Беседовала Надя Гутина

Источник: la-belaga.livejournal.com

Биография

Родился 15 марта 1958 года в г. Октябрьский в Башкирии, где в то время оставался после ссылки его дед по материнской линии Леопольд Христианович. Новорождённого его привезли в Баку, родной город родителей Владислава, где он рос до 12 лет^[2].

В 1975 году окончил московскую школу № 591^[3]. Тогда же попытался поступить в МАРХИ. С 1976 по 1979 год служил на Дальнем Востоке в частях морского обеспечения ВМФ СССР^[4]. В 1979 году после неудачной попытки поступить во ВГИК на операторский факультет поступил и окончил в 1985 году факультет журналистики МГУ, отделение телевидения. Учился у Марины Голдовской и Сергея Муратова. С 1985 по 1987 год — редактор-издатель отдела научной пропаганды Музея музыкальной культуры им. М. И. Глинки.

В качестве репортёра, ведущего, комментатора, автора, руководителя программ и редакций работал в разных телекомпаниях, дольше всего и по настоящее время в ВГТРК (телеканалы «Россия» и «Культура»), в середине 1990-х был собственным корреспондентом и шефом бюро ВГТРК в Тель-Авиве (Израиль)^[5], первым постоянно аккредитованным в этом государстве российским тележурналистом.

С 1986 года^[6] работал в качестве репортёра, ведущего, комментатора, обозревателя в программах «12 этаж», «Взгляд»^[7], «Время».

С мая 1991 по октябрь 1998 года работал на канале «Россия»^[8]: в 1991—1993 и 1996—1997 — ведущий, в 1993—1995 — корреспондент программы «Вести»^[9]; в 1997—1998 гг. ведущий программы «Подробности»^[10][11].

С ноября 1998 по июнь 1999 года — главный редактор Телевизионной службы новостей на канале ТВ-6^[8].

В 1999—2000 годах работал на канале «ТВ Центр»^[12], где вёл аналитическую программу «Неделя».

В 2000—2001 годах вёл русскоязычные выпуски новостей на украинском канале ICTV^[13][14] поочерёдно с Дмитрием Киселёвым^[10].

С 2001 года ведёт «Новости культуры» на канале «Культура»^[15][16]. С ноября 2015 года — субботний выпуск «Новости культуры с Владиславом Флярковским»^[17].

Также Флярковский тесно сотрудничал с радио «Эхо Москвы», был автором еженедельных комментариев, участвовал в создании радиоспектакля по роману братьев Стругацких «Трудно быть Богом».

Профессионально занимается фотографией. Открыл несколько выставок, а в 2014 году выпустил фотокнигу «Автобиографика».

Женат на дочери известного режиссёра Марка Розовского Марии, отец двоих сыновей.

Книги

• 2014 — Автобиографика

Фильмография

• 2007 — «Рататуй» — закадровый голос на кулинарном канале

Номинации и награды

• Общественная премия профессионального признания «Лучшие перья России» (2004)
• Номинирован на премию «ТЭФИ» в номинации «Ведущий информационной программы» (1997, 2007)
• Орден Дружбы — «За большой вклад в развитие отечественного телерадиовещания и многолетнюю плодотворную деятельность» (2008)
• Премия I Московского открытого конкурса журналистов «Москва Media» (2011)^[18]
• Лауреат национальной телевизионной премии ТЕЛЕГРАНД (2014)

Ссылки

• [tvkultura.ru/person/show/person_id/110156/brand_id/19725/ Владислав Флярковский о себе]
• [www.echo.msk.ru/guests/1304/ Владислав Флярковский на радио Эхо Москвы]
• [tvoygolos.narod.ru/personalia/20-f/flarkovsky-vp.htm Владислав Флярковский в программах Светланы Сорокиной]
• [archive.is/HF8lr#selection-655.1-655.120 На ТВЦ снята с эфира аналитическая программа Владислава Флярковского]
• [persona.rin.ru/view/f/0/11501/fljarkovskij-vladislav-perovich ФЛЯРКОВСКИЙ Владислав Пьерович]

Отрывок, характеризующий Флярковский, Владислав Пьерович

– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C’est bien, c’est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.

Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.

Источник: wiki-org.ru

Флярковский Владислав родился 15 марта 1958 года в городе Октябрьский в Башкирии. Именно там в то время оставался после ссылки его дед по материнской линии Леопольд Христианович. Новорождённого его привезли в Баку, родной город родителей Владислава, где он рос до 12 лет.

    В 1975 году  окончил московскую школу № 591. Тогда же попытался поступить в МАРХИ. С 1976 по 1979 год служил на Дальнем Востоке  в частях морского обеспечения ВМФ СССР. В 1979 году  после неудачной попытки поступить во ВГИК  на операторский факультет поступил и окончил в 1985 году  факультет журналистики МГУ, отделение телевидения. Учился у Марины Голдовской и Сергея Муратова. С 1985 по 1987 год – редактор-издатель отдела научной пропаганды Музея музыкальной культуры им. М. И. Глинки.

     Популярность пришла к нему, когда он стал ведущим информационной программы «Новости» на Центральном телевидении. Молодые ведущие В. Флярковский, Т. Миткова, А. Гурнов, Ю. Ростов, которые постепенно вытеснили из эфира старшее поколение, очень скоро приобрели репутацию смелых, объективных и независимых журналистов. Это был их звездный час. Журналисты, в том числе телевизионные, сыграли огромную роль в политической жизни России начала 90-х годов. Они показывали и анализировали самые острые и драматичные моменты рождения в стране нового строя и олицетворяли собой «четвертую власть». Именно тогда в России появилось понятие «телевизионные звезды», в числе которых был и Флярковский.

     В 1991 году, когда было образовано Российское государственное телевидение (РТР), он перешел в эту телекомпанию и стал ведущим новой информационной программы «Время» в должности политического обозревателя.

     Сейчас Владислав с ностальгией вспоминает о том времени, когда он ощущал себя королем информации: «Падает вес журналистского публицистического слова. Когда мы начинали делать «Вести» в мае 1991 года, казалось, что каждое слово, произнесенное мною с экрана, имеет эффект директивы ЦК КПСС. А сейчас это слово для людей уже не ориентир, не мотив для поведения».

     Спустя два года, к большому сожалению зрителей, Владислав покинул звёздный клан и уехал в Израиль в качестве собственного корреспондента РТР. Для коллег ведущего это стало полной неожиданностью. Ну а Флярковский принял данное решение, вполне понимая, что его длительное отсутствие на голубых экранах может обернуться забвением и закатом удачной карьеры. Тем не менее Владислав его не изменил. Ведущий хотел попробовать себя в чём-то новом, и Земля обетованная давала такую возможность.

     Сразу после приезда в Израиль Владислав Флярковский выполнил почётную миссию. Впервые в истории он открыл в Иерусалиме корпункт Российского телевидения. Его содержание обходилось недёшево – около $100 000 в месяц. Но руководство канала пошло на такие расходы, так как Ближний Восток был одной из самых горячих точек мира.

     Также Владислав активно ездил по стране, вёл репортажи с демонстраций, посещал лагеря палестинцев, снимал быт мирных жителей. Во многих крупных телекомпаниях планеты работают специальные люди – стрингеры. Чтобы снять материал, они буквально лезут под пули, а потом продают его за хорошие деньги – от $300 до $1000. Владислав делал всё это вместе с оператором А. Корниловым. Однажды они отправились в лагерь палестинских беженцев для съёмки разгона демонстрации. Там Флярковский получил ранение, правда, неопасное для жизни. В голень журналиста попала резиновая пуля.

     Владислав Флярковский проработал в Израиле целых три года. Потом он решил вернуться в Москву и вновь стать ведущим программы «Вести». Владислав вовремя появился на экране. Зрители ещё не успели позабыть своего любимца. Сразу было заметно, что Флярковский приобрёл новый опыт. Он стал солидным, более сдержанным в оценках и довольно быстро вернул свой статус ТВ-звезды. В 1997 году Владислава номинировали на телевизионную премию ТЭФИ в категории «Ведущий программы». Его главным конкурентом в борьбе за статуэтку стал Игорь Гмыза . Но в итоге награда досталась их коллеге с канала НТВ. 

Источник: ruspekh.ru