Греческие корни


«Второй гуманизм», зародившийся в Германии в XVIII веке, своим идеалом видел античную Грецию. Больше всего в ней немецких интеллектуалов привлекали тираны, спартанцы, Перикл и македонская династия. Неудивительно, что Гитлере нацисты видели своё начало именно в этих древнегреческих персонажах – жестоких, циничных и пассионарных.

В XVIII веке в идеологической жизни Европы значительную роль сыграло явление, которое часто называют «вторым гуманизмом». «Первый гуманизм» пришёлся на эпоху Ренессанса, и центром его была Италия. Что же касается «второго гуманизма», то в качестве его центра безоговорочно выступала Германия. Во главе этого течения стоял Винкельман; среди других его крупнейших представителей следует назвать Гердера, Гёльдерлина, Лессинга и др. В литературе это были Гёте и Шиллер. Из «второго гуманизма» вышли и братья Шлегели, Гегель и Шеллинг. Тогдашняя Германия, в политическом отношении слабая и раздробленная, в сфере интеллектуальной, духовной жизни Европы, бесспорно, шла в авангарде. По сути дела, приходится говорить о втором в европейской истории Возрождении, на сей раз – немецком, в отличие от первого, итальянского.


Понятно, что любое движение «возрожденческого», «ренессансного» характера должно включать в себя как важнейший, интегральный компонент обострение интереса к античности. Это в полной мере относится и ко «второму гуманизму». Основоположником здесь выступил великий искусствовед, упомянутый выше – И.-И. Винкельман. Именно он в полной мере открыл глаза европейцам на подлинную (а не изобретенную ими) античность. Историческое значение деятельности Винкельмана колоссально. Тот «образ Эллады», который принят сейчас в интеллектуальном мире – это именно образ, созданный Винкельманом.

Классическое греческое искусство Винкельман провозгласил высшим достижением культурной истории человечества. При этом его вклад не ограничивается одной только сферой искусствоведения. Так, некоторые высказанные им мысли положили начало идеализации Перикла и «Периклова века» в историографии Нового времени. И после Винкельмана крупнейшие представители «второго гуманизма» неизменно отдавали античности очень большую дань. Например, Гёте был в новоевропейской культуре, пожалуй, более всех других похож по складу своего ума на древнего грека. Не случайно его под старость называли «олимпийцем».

На протяжении XIX века происходило становление комплексной научной дисциплины классического антиковедения. В этой дисциплине безоговорочно лидирующие позиции сразу же заняли именно немецкие учёные.


о представителей немецкой интеллектуальной элиты более всего интересовало в античности, чему в ней они особенно симпатизировали? На предыдущих этапах развития культуры в Европе (начиная с итальянского «первого Возрождения») воспринимались и усваивались либо вещи политически нейтральные (будь то римское частное право или система мифологических образов и сюжетов), либо мотивы, ярко говорившие о свободолюбии древних. Воспевались и ставились на пьедестал такие фигуры, как Брут, Спартак, братья Гракхи, братья Горации, Цицерон и т. п. Всё это очень четко прослеживается хотя бы по европейскому искусству XV–XVIII веков.

Ярким контрастом выступает позиция, занятая немецкими интеллектуалами в XIX веке. Если в этом столетии, скажем, во французской традиции Цицерон – по-прежнему один из главных героев, «идеалов», то в Германии мы обнаруживаем принципиально иную ситуацию. Величайший немецкий антиковед Т. Моммзен (единственный историк, получивший Нобелевскую премию) относится к тому же Цицерону с плохо скрываемым презрением. Его идеал – отнюдь не республиканец Цицерон, а диктатор Юлий Цезарь, «отец» римской монархии.

Главный сюжет для немцев не Рим, а Греция. Один из популярных сюжетов — проблема дорийцев. Благодаря классическому четырёхтомному труду К.-О. Мюллера Die Dorier этот субэтнос древнегреческого народа (представленный, разумеется, в первую очередь спартанцами) стал восприниматься как самая этнически «чистая», самая «нордическая» его часть, сохранившая незыблемыми индоевропейские (арийские) традиции, среди каковых предельно строгое воспитание, ликвидация неполноценных младенцев и т. п.


В целом из древнегреческих полисов максимальным уважением немецких антиковедов пользовалась именно суровая Спарта. Если для английских историков того же XIX столетия (представленных, в частности, такой «звездой первой величины», как Дж. Грот) Спарта – некое непонятное и ненавистное явление, а идеалом выступают демократические Афины, то для их коллег из Германии всё в точности наоборот. Один известный немецкий антиковед начала XX века желчно, с недоброй иронией назвал Афины времен Демосфена «республикой адвокатов.

В греко-македонском противостоянии IV века до н. э. немцы безоговорочно стояли на стороне Македонии и Филиппа II, которого были склонны идеализировать. Демосфен же оценивался ими в лучшем случае как романтик, всю жизнь самоотверженно боровшийся за заведомо проигранное дело, а в худшем случае — как прожжённый корыстолюбивый политикан.

В немецкой науке об античности на протяжении XIX — первой половины XX века мы встречаем нескрываемый интерес к «сильным личностям» — могучим воителям и правителям ярко выраженного авторитарного типа. О Филиппе II уже упоминалось; ещё большее внимание привлекал его знаменитый сын — Александр Македонский. Восторженную характеристику даёт Александру Дройзен в своей эпохальной «Истории эллинизма». Тот же Дройзен едва ли не первым в мире уделил пристальное внимание истории преемников Александра — диадохов, их борьбы между собой. Соответствующие части его труда написаны вдохновенно и читаются как увлекательный роман: диадохи — это люди подчёркнуто пассионарные и одарённые, но при этом жестокие, циничные и совершенно беспринципные. Продуктом интереса к «сильным личностям» стал и тот факт, что антиковеды Германии первыми детально описали деятельность древнегреческих тиранов.


Также характерно различие акцентировки при оценке деятельности Перикла. Этого последнего со знаком безусловного позитива, с нескрываемой симпатией воспринимали представители самых разных идеологий; но если приверженцы либеральной демократии в большинстве европейских стран видели в нём одного из отцов-основателей этой политической системы, то многие немецкие историки (даже ещё до возникновения фашизма) подчеркивали, что Перикл был идеальным вождем (Führer) народа, выразителем «нордического» духа.

Эти немецкие особенности взгляда на античность в значительной степени порождались объективной политической ситуацией в Германии. На протяжении XIX века как раз шёл процесс преодоления её раздробленности, объединения немецких земель в единое могучее (притом весьма милитаризованное) государство. Процесс этот, возглавленный Пруссией, пробивал себе дорогу отнюдь не легко: мелкие германские княжества держались за свою независимость. Неудивительно, что возникала иллюзия полной аналогии с событиями в Греции IV века до н. э., с пёстрым миром борющихся между собой греческих полисов и Македонией в качестве объединительницы. В подобной системе взглядов Пруссия прочно ассоциировалась с Македонией, а её крупные государственные деятели — Вильгельм I и особенно Бисмарк — с Филиппом II.


Именно на только что описанном идеологическом фоне развёртывается и деятельность Ф.Ницше. Он начинал именно как исследователь античности. По образованию он был филологом-классиком, и его первая крупная работа представляла собой сугубо академическое исследование об источниках Диогена Лаэртского.

Но даже и тот труд, с которого началась карьера Ницше как философа — «Рождение трагедии», — написан на античном материале. В этом сочинении мыслитель предложил видение всей древнегреческой цивилизации как сосуществования и борьбы двух начал — «аполлонического» и «дионисийского», светлого, рационального и тёмного, трагического. Сам Ницше симпатизировал «дионисийскому» началу.

Потому нисколько не выглядит удивительным, что с приходом Гитлера к власти многие немецкие историки античности приняли этот режим и даже пошли к нему на службу. Причем среди них был ряд действительно крупнейших специалистов. Достаточно упомянуть такое имя, как Г. Берве. В годы гитлеровского правления он был в полном смысле слова нацистским учёным (даже возглавил специально учреждённое ведомство, обеспечивавшее «участие науки об античности в войне». Тем же путём шли и другие известные исследователи, например Э. Корнеманн, М. Гельцер, Ф. Шахермайр и пр. Разумеется, после разгрома Германии во Второй мировой войне все они отреклись от нацистских убеждений и продолжали (многие из них — ещё в течение ряда десятилетий) активно работать в науке.


Однако характерно, что, например, тот же Берве ещё и в последующие годы неоднократно переиздавал сборник своих статей, написанных в большинстве своем в 1930-х — первой половине 1940-х и несущих на себе соответствующий отпечаток. Перед нами — отнюдь не случайное обстоятельство. Как бы там ни было, а в гитлеровской идеологии присутствовали античные мотивы. И не просто присутствовали, а играли значимую роль.

Сам Гитлер интересовался античностью и любил, в частности, позировать фотографам на фоне античных статуй. Всем памятно, с какой невиданной до того пышностью нацистами были проведены берлинские Олимпийские игры 1936 года, когда Гитлер стоял на одной трибуне с основателем современного олимпизма почётным председателем МОК П. де Кубертеном и выслушивал от него слова всяческого одобрения и поддержки в свой адрес.

Олимпийские игры — феномен древнегреческого происхождения. И если для итальянского фашизма Муссолини тоже был характерен интерес к античности, но в сочетании с преклонением прежде всего перед Римом (что вполне естественно, ведь итальянцы воспринимали себя как потомков римлян), то в Германии (чья культура непосредственных античных корней не имела) аналогичное преклонение было перенесено в большей степени на Грецию. Тут опять же имело место некое «соблюдение традиций»: ведь, как говорилось выше, именно немцем Винкельманом «лик Эллады» был, по сути дела, открыт взору новой Европы. Да и помимо Винкельмана нацистам в данном отношении было на кого ссылаться из своих знаменитых соотечественников, будь то Шиллер или Ницше.


После Второй мировой войны в Германии активно пошёл процесс денацификации. Одним из побочных его результатов стало и то, что немецкое антиковедение начало постепенно утрачивать свой былой авторитет. Сегодня оно уже не занимает первенствующего места в мире, как было еще лет сто назад; на лидирующие позиции выдвинулась англо-американская школа изучения античности, второе место — за французской школой (сосредоточившейся в последние десятилетия в основном на том, чтобы генерировать оригинальные концептуальные построения). В первую очередь немецкими антиковедами прекращено изучение Перикла и его деятельности. Это напрямую обусловлено именно тем, что, как уже отмечалось выше, Перикл был весьма популярен и востребован в годы власти нацистов.

Источник: steissd.livejournal.com

Костюченкова Татьяна

15 лет

Мои греческие корни

Меня зовут Татьяна. Мне 15 лет. Живу в городе Бресте, в нем я родилась и выросла. Город Брест – это областной центр Беларуси. Моя семья состоит из четырех человек: папы Володи, мамы Маргариты и братика Андрея. Здесь же в Бресте живет моя бабушка Людмила, которая приехала в Брест из Грузии. Мы с братом очень любим нашу бабулю, которая приходится мамой моей маме. Мой папа родом из поселка Жарки, который находится в России. Папа по национальности русский, а вот мама у меня по национальности гречанка. Она выросла в столице Грузии Тбилиси. В Тбилиси живет много греков. В пригороде города есть несколько греческих поселений.


На территории бывшего Советского Союза самые большие греческие поселения были в Грузии, Казахстане и России (на Черноморском побережье). Мой дедушка Андрей (мамин папа) был родом из деревни Цихисджвари – это чисто греческое поселение в горах Грузии, недалеко от границы с Турцией. Когда моя мама училась в школе, у нее в классе из 22 учеников 8 было по национальности греки, т. е. почти третья часть класса. Они все дружили между собой.

Греки считаются во всем мире довольно добродушной и приветливой нацией. Они несмотря на свой горячий нрав в современной истории никогда не бывают зачинщиками международных конфликтов. Всем известно их гостеприимство. Греческие поселения разбросаны по всей территории Грузии – это Циалка около Тбилиси, Ахалкалаки и Цихисджвари около города Боржоми и другие. Моя бабушка рассказывала, что в этих поселениях живут греки, которые говорят не только на греческом языке и имеют разное вероисповедание. Есть греческие поселения, где исповедуют православную веру и говорят на греческом языке. Есть греческие поселения, где исповедуют и мусульманскую веру, но говорят на греческом языке.


ть поселения говорящие на турецком языке, но исповедующие православие. А есть такие поселения, которые говорят на турецком языке и проповедуют мусульманство, хотя считают себя греками. Все зависит от того, была ли данная местность в далеком прошлом под турками или нет. Цихисджвари – это поселение, которое заселено греками, предки которых попросили подданство у русского царя во время русско-турецкой войны. Они прятались от турков, поэтому были сохранена православная вера и свой родной греческий язык.

В школьные годы моя мама все свои каникулы проводила в деревне у бабушки и дедушки. Когда маме было 8 лет умер дедушка и бабушка осталась в деревне жить одна до глубокой старости. У бабушки было два рядом стоящих дома и большое хозяйство (коровы, свиньи, утки, куры и огород). Иногда нам с братом удается упросить маму рассказать о своем детстве, о том как она проводила свои каникулы в деревне. Беда современных мам, что они всегда заняты, а представляете мама врач – это днем и ночью покоя нет, ведь люди болеют всегда.

Время проведенное в деревне мама вспоминает с умилением. Там совершенно другой уклад жизни, чем в городе. Народ деревенский работящий – целый день работает в совхозе и на полях. Деревенская детвора тоже с младенчества приучается к работе. Даже маму бабушка научила доить корову. Но бабушка жалела внуков и дети больше резвились, чем работали. Мой дед Андрей был родом из многодетной семьи. Из восьми детей четверо сестер и четверо братьев.


ма вспоминает, что почти все семьи в деревне многодетные. Большинство семей дружили между собой. У всех дедушкиных братьев и сестер были дети – мамины двоюродные братья и сестры, которых тоже отправляли на каникулы в деревню к бабушке и дедушке и тогда там собиралась веселая компания из 7-8 подростков. От озорной детворы ждать можно было чего угодно: то на сеновал залезут и лестницу проламают вместе с крышей, то танцы в 12 часов ночи устроят, когда все соседи спят, то кур разгонят. Дети детьми, но когда приезжали взрослые было еще веселей, те конечно не шкодничали, но хохмили от души. Представьте, собирались вместе 8 детей и 19 внуков. У старшей дедушкиной сестры Марии было три сына, у второй сестры Елизаветы было два сына, у третьей сестры Олимпии был один сын, у четвертой сестры Елены было четыре дочери. У старшего брата Дмитрия было два сына и одна дочь, у второго брата Ивана было две дочери и один сын, у третьего брата Василия было двое детей, сын и дочь, и у дедушки была только моя мама. У некоторых дедушкиных братьев и сестер в деревне были собственные дома, но тем не менее все любили собираться у моей прабабушки особенно вечерами. Мама вспоминает, что семья её отца была дружной, веселой и певучей. Кроме моего деда пели все, особенно мамин дядя Вася. Зато мой дед славился выдумками шуток и приколов. Взрослые общались между собой только на греческом языке и пели греческие песни. Дети же учились в русских школах, поэтому греческий язык знали не все. Греческих школ тогда не было. Когда мама выросла и приехала в деревню, то узнала, что в деревенской школе вместе с иностранным языком ввели обязательное изучение греческого языка и это правильно, ведь по сути родной язык сельчан греческий, а не русский с грузинским. Их и так все знали.

Когда после очередной встречи с родней взрослые разъезжались, дети оставались в деревне на догуливание своих каникул. В хорошую погоду мама со своими двоюродными братьями и сестрами ходила в лес за ягодами: земляникой, дикой малиной и смородиной (они считались более полезными, чем выращенные в садах и огородах). Идти приходилось очень далеко в лес, да еще и подниматься высоко в гору, там в оврагах росли ягоды. По дороге детвора конечно играла и хохмила, поэтому путь казался не тяжелым. Возвращалась вся толпа под вечер уставшая и довольная. Старшие мамины братья были проводниками. Мама с любовью вспоминает их, так как она была самой младшей, её все любили и баловали. В некоторые солнечные дни ребята ходили на местные поляны собирать травы, а также в лес собирать лесной орех-фундук, шиповник, дикую грушу-панду. Перед выходом из дома бабушка показывала и объясняла какую траву ребята должны ей принести. Вечером всё строго сортировалось, завязывалось в пучки и отправлялось сушиться на чердак. Потом все это использовалось для чая (чабрец, ромашка, мелиса, мята, душица, шиповник) и для приготовления лечебных настоев (бессмертник, лопух и другие). Сушеной дикой грушей-пандой лечили расстройство желудка. Мамина бабушка также умела молитвами снимать сглаз. Мама до сих пор жалеет, что не научилась народному врачеванию у своей бабушки. Когда мама была на 3-м курсе медицинского университета, её бабушка ушла из жизни.

Каждая ягода и трава имеют свой срок сбора, когда они приносят максимальную пользу и бабушка это знала. Вообще Цихисджвари расположено высоко в горах в очень живописном месте. Выше этой деревни поселений нет. Дома построены в небольшой долине ряд в ряд. Новые постройки находятся почти в лесу. Вокруг высокие горы. Даже в жаркое лето верхушки гор покрыты снегом. Зимой там много снега и температура до -30ºС, летом тепло до +30ºС, но ночи прохладные. Горы хоть и старые но их иногда трясет. Мама вспоминает, что однажды вечером, когда вся семья пила чай, кружки вдруг начали трястись и двигаться – это землетрясение. Землетрясения там частые, но не сильные – 2-3 балла, поэтому их никто не боится. По деревне течет горная река – она быстротечная, но не широкая, метров 10 и глубиной полтора метра. Но несмотря на такое мелководие, она никогда не пересыхает даже в жаркое лето. В горах есть еще речушки. Все горы в лесах. Леса вокруг смешанные, хвойные и лиственные, но хвойных деревьев значительно больше. Сосны и ели там вековые. Так как деревня находится далеко от городов и других поселений, никакого производства там нет. Вокруг шикарные леса, поэтому воздух там изумительно чистый. Леса богаты ягодами, грибами, а горные реки форелью.

Для мамы и других детей поход за грибами и на рыбалку были как особый ритуал. Туда ребята ходили с дядей Васей, который жил по соседству с бабушкой. Дядя Вася был единственным прабабушкиным ребенком, который не уехал из деревни. По вечерам он заходил и объявлял, что он завтра едет на рыбалку и все желающие могут ему составить компанию. Желающими были все, кроме бабушки. Сборы начинались сразу после ужина. Мальчишки готовили рыболовные сети, сачки, ведра, хлеб (приманка для рыб) и специальные резиновые сапоги. Родители позаботились, поэтому сапог было от малого до великого. Девчонки собирали еду и питье. Ни свет ни заря бригада «ух» уезжала на мотоциклах подальше от жилых домов вверх по течению реки. Там дядя Вася с мальчиками расставляли сети около валунов и в них бросали хлеб. Через некоторое время дядя Вася тормошил и сдвигал камни под которыми обычно пряталась горная форель, а ребята сетями и сачками вылавливала её. Это нелегкая процедура, требующая внимания и сноровки, ведь рыба увертливая. Горная форель не крупная рыба с разноцветной переливающейся чешуей. Мама всегда удивлялась, почему рыбу ловят сетями, а не удочкой, на что дядя отвечал: «Форель – не та рыба, которую поймаешь на удочку». Рыбу домой приносили в ведрах живой, потом бабушка и дядина жена чистили её и жарили на решетке. Когда спустя много лет мама приехала в Грецию, то обратила внимание, что рыбу там тоже стараются жарит на решетке. А еще мама обратила внимание, что в Греции едят много маслин и салаты заправляют в основном оливковым маслом. В деревне ели так же, хотя масляничные деревья в садах не росли из-за холодного климата. Большие банки с маслинами и оливковым маслом стояли у всех в подвалах и кладовках. Их привозили издалека по заказу. Эти вкусовые пристрастия передались от предков.

Поход за грибами был тоже любимым занятием детей. За грибами ходили в дождливую и пасмурную погоду. Вечером за ужином объявлялось, что все желающие идти за грибами должны завтра встать в шесть часов и стоять с ведрами у калитки. Будить детей взрослые не собирались. На следующее утро дядя Вася тихонько выходил из дома, стараясь никого не разбудить и пройти незамеченным. В душе он наверное надеялся, что ребятня спит, ведь обычно они ставали в 9-10 часов утра, но не тут-то было – вся веселенькая компашка с ведрами пряталась за калиткой в кустах и потихоньку хихикала. С приближением дяди смех усиливался. Дядя подходил, улыбался и говорил: «Вперед!». Грибов было всегда много, хотя вся деревня их собирала. Уходить далеко от дома не приходилось. Грибы в лесу росли разные, но особенно много было сыроежек, опят, маслят и белых. Но особое предпочтение все отдавали грибу, который назывался греческим, он рос только в той местности. Почему гриб называли греческим никто объяснить не мог, так как в книгах о грибах его не было. Греческий гриб считался самым вкусным, даже вкусней белых. Его варили, жарили запекали на углях и решетке, но никогда не солили и не сушили. Мама много раз пыталась найти греческий гриб на картинках и в описаниях, но так и не нашла. Наверное, он действительно греческий, раз больше нигде не растет и никто другой его не знает. Все другие грибы сушили, солили в бочках, а также мариновали в банках.

Еще маме нравилось помогать бабушке, когда она пекла греческий хлеб и готовила макарины (изделие из муки похожее на современную лапшу). Для выпечки хлеба отводился целый день. Выпекали хлеб у одной из родственниц, там была большая печь для выпекания буханок и специальный колодец для выпекания греческих лепешек. Для работы собиралось несколько женщин. В больших деревянных корытах замешивали тесто под буханки и отдельно для греческого лаваша. Пока тесто для хлеба подходит, на огромных деревянных столах месят тесто для макарин. После замеса тесто раскатывают тонким и блинами, которые впоследствии разрезают на тонкую соломку, которая укладывается на специальные лопатки и подсушивается в печи. После подсушки макарины готовы к варке. Варят их в воде или бульоне.

За 3-4 часа хозяйки успевают приготовить несколько мешков макарин про запас. После нескольких часов упорного труда делается небольшая пауза. Все дружно садятся пить всеми обожаемый напиток – черный натуральный кофе. Кофе любят и пьют все. В деревне была традиция: пришедшему гостю подавали чашку свежесваренного кофе. Кофе пьют медленно, смакуя вкус. Пока гость наслаждается кофе, глядишь хозяйка уже на стол собрала еду, так и наши женщины попили кофе, отдохнули и стали продолжать работу – выпекать хлеб. Вначале пекут лаваш на стенках специального колодца, потом буханки в печи. Первые буханки выпекают небольшими, чтобы накормить ими детей. Достанут хлеб из печи, разрежут на куски, намажут эти куски домашним сливочным маслом, а сверху нарежут сыр. Хлеб горячий, масло тает, сыр плавиться – вкуснятина, не оторваться, аромат от хлеба на всю округу. Деревенский сыр – это целое произведение искусства. Варят несколько разновидностей сыров, но больше всего так называемый длинный сыр. Его варят, отжимают, а потом вытягивают в виде веревки, затем его наматывают на толстую деревянную палку и вешают на несколько часов для подсушки. Когда сыр подсохнет, его рвут на куски и с солью укладывают в глиняные кувшины для хранения. Мама считает, что это самый вкусный сыр, который она когда-либо ела.

Вернемся к нашим женщинам, пекущим хлеб. Выпечка хлеба заканчивается довольно поздно. Женщин с хлебом развозят домой на телегах. Лаваш съедят в первые два дня, а вот буханки в специальной таре будут храниться в течение недели. Домашний хлеб немного подсохнет, но не заплесневеет. Какой современный хлеб столько вылежит? Никакой. В деревенские магазины завозили хлеб, но он очень отличался от домашнего. Народ в деревне работящий, весь день трудится, но и отдыхать умел. Иногда по субботам жители деревни собирались на так называемый «хорон». В самом центре деревни стояла церковь с колокольней. Деревенские парни били в колокола и кричали: «Хорон, хорон!». Это означало, что желающие повеселиться могут собраться на центральной площади. На площади разжигался большой костер, вокруг которого все и собирались. Старшее поколение обычно сидело на скамейках, молодежь стояла. Начиналось пение. Поют все на греческом языке песни мелодичные и задорные. Как известно во всем мире, греки отличаются хорошим слухом. Нация поющая и танцующая. Один затягивает песню, другие подхватывают. После пения начинаются танцы вокруг костра. Танцуют, конечно, сертаки – всеми любимый национальный танец. Гуляние длится до рассвета. Утром многие шли в церковь. Греки – народ бога почитающий. Детей крестили и православные праздники отмечались всегда. Деревенская церковь была прямо напротив прабабушкиного дома. Моя прабабка Маргарита следила за порядком в церкви, убирала её, а еще она делала восковые свечи. Моя мама и другие ребята помогали бабушке в изготовлении свечей. Как рассказывает моя бабушка Людмила, моя мама – непоседа, но на удивление терпеливо часами могла делать свечи. За качеством свечей прабабушка следила строго. Свечи изготавливались разными по размерам и зажигались разные свечи в разные религиозные праздники. Культурные и религиозные обряды греков уходят своими корнями в глубину веков. Крупные церковные праздники отмечались с особым размахом. Когда мама была маленькой, она помнит, что в деревне каждые выходные батюшка служил службу в церкви. Потом батюшки не стало и священники для ведения службы приезжали редко из других приходов. Крестить детей и венчать молодоженов ездили в ближайший город Боржоми, который располагался в двух часах езды от деревни. Мою маму тоже крестили в Боржоми. А еще мама вспоминает, что ей очень нравилось находится в деревне на День святой Марии, который отмечается по церковному календарю 28 августа. В деревне этот праздник называли «Мариоба». За пару дней перед праздником съезжалась почти вся семья. Накануне покупали баранов для жертвоприношения. В день «Мариобы» с самого утра, часов так с семи, все выдвигались в путь. Идти нужно было далеко и высоко вверх в гору. Там на поляне, около речушки стояла старая полуразрушенная церковь, которая состояла из трех стен и навеса. По стенам было видно, что они вековые, а вот навес явно был сделан недавно. На стенах были нарисованы еле заметные образа святых. Вокруг следы от множества зажженных свечей. Моя прабабушка заходила в церквушку первой. Она разжигала там лампадку и ставила самые большие свечи, потом все следовали её примеру, далее прабабушка читала молитву и взрослые вместе с ней. Детвора ставила свечи и смирно стояла рядом. После молитвы мужчины тащили к церкви баранов, их обводили вокруг церкви три раза и резали в сторонке. Барана освежевывали – ненужное закапывалось, а мясо разрезалось и варилось в большом чане. Готовое мясо ели, а остатки раздавались окружающим. Все должно быть съедено без остатка. Кроме маминой семьи у церкви на поляне было много других деревенских семей. Первую трапезу каждая семья проводила изолированно, а после все семьи объединялись в одну большую семью. Заканчивалось все пением. В дедушкиной семье основным запевалой был мамин дядя Василий. Если мой дед был хохмачем и мастером на розыгрыши, то дядя Вася был певцом. Он пел всегда и везде. Пел когда работал, пел когда ходил с детьми за грибами, пел на всех праздниках и свадьбах. Дядя Вася был любимцем всей семьи и деревни. Домой возвращались все в сумерках. Через два дня после праздника все разъезжались по своим домам. Большая часть детей были школьниками, и у них начинался новый учебный год. Летние каникулы были позади, а вместе с ними и веселая беззаботная жизнь в деревне.

Зимой на каникулах маму тоже привозили к бабушке, а вместе с ней и других детей. Зимой в деревне много снега, местами снежный покров достигал полутора метровой высоты. Детворе давали задание расчистить дорожки, иначе во двор было не выйти из-за огромных сугробов. После уборки территории ребята катались на лыжах и санках. А вечером, раскрасневшаяся толпа сорванцов влетала в дом. Пили чай из шиповника, ели картошку, запеченную в кожуре с сыром и мясом, потом садились играть в карты. Проигравшему ставили отметку на лбу и щеках катушкой от ниток, предварительно опущенную в золу. Представьте, какими красавцами все сидели с лицами в горошек. Даже мамина бабушка играла в карты с детьми. Ее конечно не «штамповали» золой, но она и не проигрывала никогда. Удивительно, но сейчас мама никогда и нигде не играет в карты, говорит, что это детские каникулярные забавы.

Иногда к кому-нибудь из деревенских приезжали родственники из Греции. Этот приезд был значимым событием. В те далекие времена выехать за границу было практически невозможно, и к родне в деревню тоже было приехать проблематично. Если кому-нибудь из деревенских удавались съездить к родне в Грецию – этот человек был чуть ли не национальным героем. Его приглашали из одного дома в другой, чтобы он рассказал как в Греции живут люди. Потом времена поменялись, рухнул так называемый «железный занавес» и много молодежи уехало из деревни в Грецию на постоянное место жительства. Много маминой родни тоже уехало. Когда в Грузии наступили неспокойные времена, еще больше маминой родни стало уезжать: кто в Грецию, кто в Россию. Моя мама к тому времени окончила школу и уехала учиться. Когда мама училась в Тартуском университете, познакомилась с папой и они поженились. После окончания университета папа привез маму в Брест, тут они остались жить. Здесь родились я и мой брат. С годами связь с некоторыми родственниками мамы потерялись, о чем мама очень сожалеет. С оставшейся в Грузи родней мы перезваниваемся.

Мой папа говорит, что когда в Грузии будет спокойно, мы обязательно всей семьей съездим в Цихисджвари, чтобы я с братом увидели родные места детства нашей мамочки. Мы с братом очень любим нашу маму и гордимся тем, что у нас есть греческие корни и в нас течет частичка греческой крови. Правда, внешне на маму я совсем не похожа.

Когда в школе по истории или географии дают задание подготовить информацию о какой-либо стране мира, я всегда беру Грецию, и как правило, доклад всегда бывает лучшим. Я уже не один конкурс выиграла. Наверное, это зов предков. Мечтаю побывать в Греции, на исторической родине моей мамы. Надеюсь, эта мечта когда-нибудь осуществиться. Я люблю страну в которой родилась и выросла, но я уверена, что Греция – это тоже прекрасная страна!

Источник: pandia.ru

А. А. Быков

Анатомия терминов

400 словообразовательных элементов из латыни и греческого

Словообразование и заимствование

Грамотный человек никогда не напишет слово рассказ с одной с, т. к. воспринимает его состоящим из приставки рас– и корня -сказ. А почему, например, эмиграция пишется с одной м, а иммиграция – с двумя, знают немногие. Большинство людей просто запоминают написание этих слов, не пытаясь понять, из каких элементов они образованы.

Словообразовательные элементы подобны деталям детского конструктора – из них образуются всевозможные слова, но, конечно, не все они будут реально существующими – некоторые «конструкции» окажутся виртуальными лингвистическими объектами. Следовательно, образовывать можно лишь такие слова, существование которых допускает данный язык.

Значения имеют не только корни, но и аффиксы (приставки и суффиксы), что позволяет производить словообразовательное калькирование, т. е. поэлементный перевод слова с одного языка на другой (относительно близкий, по крайней мере, также имеющий корни и аффиксы). Если, к примеру, греческое слово про-грамма калькируется на латынь, получится пре-скрип-ция (ср. англ. prescription), а по-русски будет пред-пис-ание. Калькирование – очень распространённый способ неявного заимствования иностранных слов.

Помимо калькирования существуют ещё два вида заимствования – транскрипция и транслитерация (это заимствование – явное). Транскрипцией обычно называют запись звучания слова с помощью специальных знаков искусственного фонетического алфавита, созданного учёными-языковедами. Транскрипция требует хороших знаний о фонетике языка-донора. Так, для транскрибирования английского слова jeans необходимо знать его правильное произношение. Транслитерация же – процесс чисто формальный: буквы (литеры) одного алфавита заменяются буквами другого по определённым правилам. Согласно российской традиции к словам из языков, пользующихся латинской графикой, подходят так, будто это латинские слова. Так что если бы английские слова jeans и jazz были транслитерированы на русский, а не транскрибированы, то мы бы сейчас носили не джинсы, а еансы и слушали бы не джаз, а язз.

Все три вида заимствования сосуществуют в развивающемся языке, но в каждую эпоху один из них преобладает. До XVIII в. господствовало калькирование, в основном с греческого. В XVIII в., когда ещё в ходу была латынь, обычно применялась транслитерация, и французский мыслитель Diderot звался Дидерот, а в XIX в. он «превратился» в Дидро, т. е. имя транскрибировалось. В первой половине XIX в., в пору создания научного языка, вновь преобладало калькирование, на этот раз с европейских национальных языков, поэтому очень многие русские слова, обозначающие отвлечённые (абстрактные) понятия, – это кальки с соответствующих немецких и французских слов, которые, в свою очередь, либо образовались на основе латыни, либо появились как кальки с латинских слов. В настоящее время, когда заимствование идёт преимущественно из английского языка, господствует транскрипция, а о калькировании почему-то забыли.

Посмотрим, как могло бы происходить заимствование английского слова promotion. Транслитерация выглядит как промоция или промоцион, транскрипция –промоушн, а калька – продвижение. Недостаток кальки в том, что она требует добавочного пояснительного слова (продвижение товара), видимо, поэтому закрепился вариант промоушн, хотя «облик» и звучание у этого слова оставляют желать лучшего. Ещё один пример – с заимствованием французского слова engagement. Транслитерация выглядела бы как энга-гемент (т. е. слово нужно прочитать, как если бы оно было латинским), транскрипция (в пределах возможностей русского языка) – ангажман. Но был выбран промежуточный вариант – ангажемент. Из этого примера видно, что транскрипция и транслитерация не всегда применяются последовательно, обычно в результате явного заимствования появляется некий гибрид транслитерации и транскрипции. Большую роль здесь играют традиции заимствования, часто имеющие совершенно иррациональный характер. Это касается также и передачи иноязычных имён собственных. Так, немецкие имена и фамилии передаются довольно точно, однако буквосочетания ei и eu записываются как ей/эй. В результате Айнштайна и Фройда мы называем Эйнштейном и Фрейдом.

Основное правило при образовании новых слов таково: словообразовательные элементы должны происходить из одного языка, смешение даже греческого с латынью считается дурным тоном. Но правило это знает немало исключений и в научной лексике, и в обыденной речи. В лексически эклектичном английском языке многие латинские приставки окончательно натурализовались. Слова вроде dislike или remake (т. е. сочетания латинских приставок и германских корней) никого не удивляют и воспринимаются как «родные».

Забавны так называемые полукальки, когда один из корней двухкорневого иностранного слова калькируется, а другой – транскрибируется. Светофор должен был бы называться по правилам либо фосфором (транскрипция), либо светоносцем (полная калька), а телевидение – либо телевизией (как в польском языке), либо дальновидением (как в немецком – Fernsehen). Интересно, что в слове телевизор калькирования не произошло.

Следует также хотя бы упомянуть ещё об одном типе заимствования, который, правда, не имеет прямого отношения к нашему словарю, где представлена в основном книжная лексика и терминология. Это заимствование через устную речь при непосредственном общении с носителями иностранного языка (т. е. на слух). Когда-то слова заимствовались людьми в большинстве неграмотными (всеобщая грамотность -явление недавнее). Повторяя, например, за немцем-столяром название инструмента Stemmeisen (штемайзен), наш подмастерье переделывал слово на русский фонетический манер – стамеска, что в письменной речи было зафиксировано гораздо позже. А и то сказать, зачем Пушкину стамеска? Если бы Stemmeisen означало что-нибудь отвлечённо-философское и заимствовалось бы образованными людьми из письменной речи в письменную же речь, то и писалось бы по-русски штемайзен без всякой фонетической обработки.

Ещё пара примеров заимствования «на слух». Слово шерамыжник – от фр. cher ami (дорогой друг). Это русские крестьяне слышали от замерзающих наполеоновских солдат, клянчивших у них еду зимой 1812 г.

Слово противень – от нем. Bratpfanne (глубокая сковорода). Большинство подобных слов ныне воспринимаются как исконно русские.

Вот уже почти сто лет в школах нашей страны не преподаются древние языки (так называемые мёртвые языки) – древнегреческий и латинский. Решили, что они не имеют практического значения, хотя, к примеру, научная терминология имеет, как правило, греко-латинское происхождение.

Многие отрасли знания (медицина, биология, фармацевтика и др.) пользуются латинской номенклатурой (например, латинские названия видов животных и растений). Точнее было бы сказать, что они имеют номенклатуру, записанную латинскими буквами. Дело в том, что после включения Греции в состав Римской империи латинский язык заимствовал большое количество греческих слов, ведь греческая культура почти во всём превосходила тогдашнюю римскую. Кроме того, в Новое время, когда складывалась научная номенклатура, учёные европейских стран активно использовали греческую лексику для обозначения новых понятий, однако латинизировали её, т. к. именно латынь была средством межнационального общения.

Латиняне очень бережно обращались с заимствованными греческими словами. Фонетические системы этих двух языков весьма различны. Пришлось вводить добавочные буквы и буквосочетания для передачи греческих звуков, отсутствовавших в латинском языке. Эти буквы и буквосочетания давно уже не произносятся на древнегреческий манер, но в письме они остались и служат для нас индикаторами греческого происхождения соответствующих латинских слов, хотя многие из них обозначают в разных языках не только «бывшие» греческие звуки, но и звуки родного языка. Вот они: к, z, y, ch, th, ph, rh. Интересна судьба греческого звука, который в латинской транскрипции передаётся как th. При прямом заимствовании из греческого в соответствующем русском слове он записывается буквой ф, например миф (myth), а при опосредованном заимствовании через европейские языки передаётся буквой т. В результате иногда появляются слова-близнецы с разными значениями в русском языке. Так, слово catholic было заимствовано дважды: сначала из греческого в виде кафолическая – все -общая, т. е. простирающаяся на все народы (как характеристика Церкви Христовой), а затем из международной латыни в виде католическая (как обозначение одного из направлений христианской религии, «ереси латинской» – так называли католическую религию в допетровские времена).

Источник: www.litmir.me


Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.